Андрей Спиридонов: «Понимать саму суть старинных произведений, отталкиваясь от уртекста и назначения самой музыки!»
Профессор Московской консерватории и руководитель ансамбля “Солисты барокко” Андрей Спиридонов – о старинной музыке, воспитании публики и Всероссийской виолончельной академии.
— У вас достаточно редкая профессия – барочный виолончелист. Во времена вашего студенчества такой просто не существовало. Поделитесь, пожалуйста, что сподвигло вас стать на этот путь?
— Любая деятельность завязывается на том, что вы где-то что-то увидели, почерпнули и стали развивать дальше. Энтузиастами аутентичного исполнительства в Московской консерватории, где я учился, были Алексей Любимов, Татьяна Гринденко, Олег Худяков. Именно они увидели то, как развивается музыка на Западе и решили обогатить нашу систему музыкального образования.
При этом к тому времени уже существовал ансамбль «Hortus Musicus» под управлением Андреса Мустонена – его появление стало колоссальным прорывом. Первые признанные сочинения Арво Пярта были написаны для этого коллектива.
Моими же педагогами в годы учебы были Иван Монигетти и Наталья Шаховская. Любовь к барочной виолончели мне как раз и привил Монигетти. Он был первым виолончелистом, кто играл у нас на этом редком инструменте. Аутентичная манера в то время не пользовалась популярностью. Считалось, что люди, играющие в ней, не удались как академические исполнители, чего нельзя было сказать о Иване Андреевиче – любимом ученике Мстислава Ростроповича.
Педагог меня буквально заразил своим интересом, и я стал заниматься на старинных инструментах. А к моменту создания ФИСИИ я уже побывал на крупных фестивалях – Бостон, Утрехт, где мне удалось пообщаться с музыкантами этого направления. Поэтому в качестве педагога по барочной виолончели пригласили именно меня.
— Так неужели и правда, что барочным исполнительством занимаются люди, не состоявшиеся в академическом?
— Доля истины в этом была. В то время личности, которые интересовались барочным искусством, не выступали на серьезных академических площадках. А сегодня народ сознательно приходит к изучение старинной музыки. И самое интересное – ее изучение предполагает, что ты меняешься как музыкант академического плана – изменяется твое сознание, твои взгляды.
Исполнение этой музыки подразумевает полную свободу интерпретации. И в итоге получается так, что произведения других эпох – классической, романтической – после прикосновения к барочной музыке звучат абсолютно иначе.
— А когда нужно начинать специализироваться на барочном исполнительстве? В колледже, в консерватории или же в аспирантуре?
— Интерес к барочной музыке возникает с ранней поры, я думаю. Замечено, что музыканты, которые склонны к изучению и исполнению музыки барокко, также хорошо разбираются и в современной музыке. Но при этом им не очень близки произведения эпохи романтизма. Вот есть эти два архетипа исполнителя: романтик vs интерпретатор старинной и современной музыки. Это определенная психология человека.
Посмотрим на всемирно известных музыкантов, например, на Святослава Рихтера. Он был склонен к исполнению виртуозно-романтической музыки. При этом, будучи абсолютно всеядным музыкантом, он не брался за сочинения Карла Филиппа Эмануэля Баха. Он знал, конечно, его музыку, но предрасположенности к исполнению не было. Видимо, там не было того, что давало ему проявить себя.
— На Западе есть традиция преподавать исторически информированное исполнительство в специальных вузах. В чем же отличия их программ от нашей консерваторской?
— В Швейцарии и Германии старинную музыку преподают в институциях двух типов. Высшая школа – это аналог нашей консерватории, и кроме того в Базеле есть Shola Cantorum, где специализируются только в игре на старинных инструментах.
Московская консерватория пошла по другому пути – она совместила исполнительство на старинных и современных инструментах. И это очень прогрессивно – одно обогащает другое. Ведь музыкант наших дней должен на приличном уровне исполнять любую музыку!
Были в моей практике такие случаи, когда музыканты, поступив на первый курс как академические виолончелисты, после окончания консерватории предпочитали играть только на виоле да гамба и добивались больших успехов. Они просто подсаживались на этот репертуар и не могли от него отказаться.
— В чем состоит, по вашему мнению, суть «исторически информированного» подхода к исполнительству?
— Прежде всего этот подход применим не только к музыке барокко, но также к романтической и современной. «Информировать» значит работать с уртекстом. Анализировать то, что написано самим композитором, так как есть множество наслоений гораздо более поздних и неавторских. Многое в нотах не фиксировалось, так как предполагалось, что музыканту того времени это хорошо известно. Это значит приближать старинную музыку к тому, как она могла звучать в свой век. Тем более нужно всегда понимать, для какого пространства произведение написано.
Например, музыка Баха создана для собора. А для этого места большое значение имеет вертикаль. Любые ноты, можно сыграть как бы вниз – к земле, можно исполнить их линеарно, а можно и наверх – к небесам. И когда, допустим, первый аккорд устремлен наверх, а следующий вниз – получается такой поклон. Это одна из важных деталей исторического информирования – понимать саму суть старинных произведений, отталкиваясь от уртекста и назначения самой музыки!
— А какие профессиональные перспективы у студентов ФИСИИ? Куда они подадутся «информировать» по окончании вуза?
— Это очень актуальный вопрос. К сожалению, у нас в стране нет барочных театров. Но с моим ансамблем «Солисты Барокко» мы в Филармонии поставили уже 30 опер XVIII века.
Вот недавно состоялась премьера отреставрированной оперы Ивана Керцелли «Волшебник». Композитор нам совсем неизвестный. А выяснилось, что это его произведение было первым образцом комической оперы в России. Уже давно созрела необходимость создать барочный оперный театр, музыканты готовы наконец исполнять старинную музыку, но все упирается, как всегда, в финансовый вопрос.
Что касается оркестров, то у нас в России существовал лишь один по-настоящему крупный и стабильный барочный коллектив – Pratum Integrum, но сейчас они как-то потерялись, хотя исполнители в нем очень хорошие.
Олег Худяков собирал оркестры такого плана, но это были только разовые проекты. Барочный оркестр невозможно открыть как штатную единицу, пока что. Хотя сейчас в Филармонии существует ансамбль «Академия старинный музыки» под руководством Татьяны Гринденко. Это первый аутентичный коллектив в нашей стране…
Поэтому ваш вопрос – это больное место для студентов ФИСИИ. Но в этих условиях они проявляют энтузиазм и создают собственные маленькие коллективы. И вот эти небольшие ансамбли очень обогащают репертуар. При этом многие студенты факультета востребованы и как академические музыканты. Они работают в симфонических оркестрах, камерных ансамблях.
— Каково жить музыканту, специализирующиеся на старинной музыке, в шумном ультрасовременном мегаполисе?
— Многие музыканты на Западе перестроили свою жизнь таким образом, чтобы жить за городом. Их дома – настоящие фермы, по двору ходят куры, овцы…
Есть такая гамбистка Хилли Пёрл, она живет именно сельской жизнью, и когда приезжает на концерт, то попадает совсем в другой мир. Вот эта некая аутентичная жизнь влияет и на сам звук музыканта. С первой ноты слышно, будто человек из другого мира. Такое внутренне умиротворение очень завораживает.
— А вы перестроили так свою жизнь?
— Я, да, переехал. Мне это тоже очень помогает. У меня аутентичное отношение к своему быту.
Вы, кстати, можете заметить такую мелочь – ни один барочный музыкант не играет в смокинге. Потому что стоит надеть фрак, и ты уже не сможешь играть так, как тебе захочется.
Все, кто занимается старинной музыкой, как правило музицируют в свободных одеждах. Это все определенная степень раскованности. Все направлено на поиски своей интерпретации. А в академическом исполнении есть некоторые условности, которые ты обязан соблюдать.
— ФИСИИ в Московской консерватории существует уже 27 лет. Что за это время изменилось на факультете, что приобрелось?
— Изменилось отношение к нашему факультету со стороны профессорско-преподавательского состава. Ректор взял на себя большую смелость в 1997 году, позволив нам существовать, поначалу на птичьих правах.
Сейчас, конечно, наша деятельность узаконена, у нас свой прием и независимость от других факультетов. Мы развиваемся, и многие ведущие музыканты видят в нашей деятельности очень положительные тенденции.
Например, Теодор Курентзис, когда планирует сделать программу с консерваторским оркестром, в первую очередь отбирает студентов ФИСИИ. То же самое делал и Владимир Юровский. Их авторитет очень повлиял на отношение к нашему факультету и за это их очень хочется поблагодарить.
— Как обстоят дела с преподаванием аутентичного исполнения в заведениях среднего звена?
— Я часто провожу лекции в музыкальных колледжах, рассказываю, как стоит исполнять произведения того или иного барочного композитора. Но чтобы исполнять старинную музыку регулярно, нужны компетентные педагоги, а таких, к сожалению, на этой ступени образования почти нет. Преподавать аутентичное исполнение – очень сложно. Вообще, у нас в стране чтобы преподавать, нужно быть настоящим фанатиком.
— Андрей Алексеевич, как вы совмещаете две свои специальности: исполнитель на барочной виолончели и композитор?
— Барочное исполнительство предполагает свободную импровизацию. Изначально эти профессии не были разделены – если ты сочиняешь музыку, то ты уже исполнитель. И Бах, и Бибер, и Шопен все свои сочинения проигрывали. Это всё естественно. Это очень помогает быть независимым от нотного текста.
— Когда вы сочиняете свои произведения, какие модели берете за образец?
— Многие приемы я беру из старинной музыки. Например, вчера была исполнен мой мотет на шекспировский текст. Я взял у Пёрселла определенные паттерны, которые существенно переделал. Мне нужно было создать атмосферу начала Англии XVII века и театра Глобус.
Приемы додекафонии или алеаторики я почти не использую. Мне кажется, это отошло на второй план. Хотя при поступлении в аспирантуру композиторы пишут серийные задачи. А когда я занимался в классе по композиции у Тихона Николаевича Хренникова, он постоянно стоял на страже. Ему не нравилось, когда применялись подобные техники.
— Расскажите про ваш подход к старинной музыке. Практическая культурология – что это за наука и где о ней можно прочесть?
— Практическая культурология предполагает, что музыкант должен быть и культурологом, то есть он должен быть образован в литературном, историческом, философском планах. Для практической культурологии важно, как выстроится программа. Нужно так подобрать произведения разных эпох, чтобы в сочетании между собой они открывали еще и третий мир.
Наша культурология – не на бумаге, ее познать можно только на концертах. Многие люди приходят в концертный зал, чтобы отдохнуть и расслабиться. Да, старинная музыка имеет терапевтический эффект. Хотя мне это не очень нравится, я всегда за то, чтобы публика была полноправным участником в этом процессе. Но тут никуда не денешься, это имеет место.
— В прошлом году вы уже принимали участие в первой Всероссийской виолончельной академии в качестве приглашенного педагога. Поделитесь своими впечатлениями.
— Сложно переоценить масштаб этого мероприятия, объединившего многих музыкантов. Некоторое время в русском виолончельном искусстве произошел провал. Например, на конкурсе имени Чайковского в фокусе внимания находились зарубежные исполнители.
С чем было связано это проседание? С тем, что от нас уехал Мстислав Ростропович, а за ним его ведущие ученики – Давид Герингас, Иван Монигетти, Виктория Яглинг.
По сути дела, вся эта школа была вывезена в Европу. А сейчас Академия пытается всё объединить, при этом добавляя очень интересные новшества; например, в программу Академии вошло и барочное направление. И главное – вызвало огромный спрос и интерес.
У меня в прошлом году были лекция, затем мастер-класс, а потом еще и концерт. В перерывах ко мне постоянно подходили педагоги, они очень хотели узнать что-то еще, им все было мало. И такая жажда знаний меня поразила, я такого не помню на своем веку.
— Почему такого мероприятия не было раньше?
— Чтобы за что-то взяться, нужно иметь силы. Анастасия Ушакова очень молода, у нее много энергии, у нее есть хорошие помощники, правильные и очень нужные взгляды на виолончельное мастерство в России.
Мне кажется, здесь вопрос случая. Сейчас уже пришло время, подобралось место, пришли талантливые люди… Человеку постарше было бы сложнее организовывать событие подобного масштаба. Поэтому пусть такие удачные совпадения продолжатся и дальше.
— Я недавно разговаривала об Академии с Марией Журавлевой. Она уверена, что Академия прежде всего создана для педагогов. А как вы считаете?
— Безусловно, это очень важно для педагогов. Общаться, задавать вопросы, получать ответы, обмениваться опытом – на Академии это всего хватает.
Но у меня был такой случай: в прошлом году на занятиях присутствовал вольнослушателем один юноша. После он подошел ко мне и выказал желание учиться у меня в Консерватории. Сейчас он уже на первом курсе. Поэтому и для молодых ребят это большая возможность, некий трамплин для реализации их амбиций. Поэтому тут все связано… ведь педагога без ученика не существует.
— Верите ли вы в профессиональное «светлое будущее» ребят, которые придут к вам на мастер-класс в Академии, а потом, возможно, станут вашими консерваторскими студентами? Есть ли сейчас в России пространство для реализации их амбиций?
— Сознавая масштаб трудностей, я остаюсь оптимистом и верю в будущее нашего дела. На Западе барочное исполнительство расцвело благодаря энтузиастам.
В 1990-х мне довелось побывать на музыкальных фестивалях в Австрии – в Вене, в Граце. И удивительно, что в маленьком городке принимали аутентичное исполнение лучше, восторженнее, чем в столице! Но в Граце творил Николаус Арнонкур, и именно он воспитал местную публику.
Его ранние записи не производят сейчас уже былого впечатления. Но тогда историческое исполнительство рождалось на наших глазах, и это был увлекательнейший процесс, по ходу которого отметалось всё, что мешало аутентичному прочтению.
Когда он достиг большого успеха в интерпретации старинной музыки, то сразу переключился на романтическую. Похожая ситуация с музыкальными предпочтениями сложилась и в творчестве Алексея Любимова. Это музыкант нового поколения.
У нас в России остается актуальной задача воспитывать публику. А воспитывается она нами.
Например, у нашего ансамбля «Солисты барокко» есть 3 абонемента. В начале марта билеты поступают в продажу, а уже через несколько дней выясняется, что все они проданы. И кто после этого усомнится в том, что интерес к барочной музыке в России сейчас очень велик?! (смеется)
Беседовала Анна Коломоец